Луи леруа картины

Отверженные художники

Начиная с 1863 года в Париже проводился так называемый Салон отверженных – выставка художников, чьи живописные эксперименты не находили поддержки Академии изящных искусств и не допускались к участию в официальном Парижском салоне. В числе «отверженных» оказались помимо прочих Эдуард Мане, Камиль Писсарро, Поль Сезанн, Альфред Сислей.

Камиль Писсарро. «Старая дорога из Аннери в Понтуаз. Заморозки»

Выставка 1874 года вошла в историю искусства как первая выставка импрессионистов. Правда, о том, что авторы полотен – импрессионисты, не знали тогда ни посетители салона, ни даже сами художники. Термина «импрессионизм» попросту не существовало – до выхода в свет статьи парижского журналиста Луи Леруа под названием «Выставка импрессионистов».

«Обойная бумага в стадии наброска»

Новый стиль в живописи вызывал тогда много критических отзывов, и Леруа написал в журнале «Le Charivari» о представленных на выставке картинах в иронической, полушутливой форме. Якобы он посетил мероприятие вместе со своим приятелем Жозефом Венсаном, который был шокирован и крайне впечатлен увиденным (“impression” с французского – «впечатление»).

Клод Моне. «Впечатление. Восходящее солнце»

Помимо этого, на выставке экспонировалась картина Клода Моне под названием «Впечатление. Восходящее солнце» — а потому слово «импрессионизм» в диалоге Леруа и Венсана смаковалось на все лады.
«- Впечатление, ну конечно. Я так и знал. Не зря же я под таким впечатлением! Не могло здесь не быть впечатления! Но какая свобода, какая легкость фактуры! Обойная бумага в стадии наброска, и та будет смотреться более проработанной, чем эта живопись!»

Впечатление от импрессионизма

Новый подход к созданию картин – небрежный, торопливый – действительно производил тогда сильное впечатление на фоне традиционных, академических художественных стилей.
Но вообще говоря, такова и была цель художников – выразить свои переживания, впечатления на холсте – живо и смело, поймав момент. Поэтому с термином согласились – несмотря на некоторую неопределенность, он прижился.

В настоящее время картина «Впечатление. Восходящее солнце» находится в музее «Мармоттан».
Работы Моне имеют огромную ценность среди коллекционеров, в частности, картина «Пруд с водяными лилиями» была продана на аукционе за сумму более чем 80 миллионов долларов.

Клод Моне. «Пруд с водяными лилиями»

Картины Моне и других импрессионистов занимают теперь почетное место среди шедевров мировой живописи.

Понравилась статья? Тогда поддержи нас, жми:

С 15 апреля по 15 мая 1874 года на бульваре Капуцинок, 35 в Париже проходит Первая выставка импрессионистов. 30 художников, которые представили на ней 165 работ, конечно, не в курсе, что экспозиция называется так. Они открыли выставку Анонимного общества живописцев, скульпторов и граверов. Но уже через 10 дней в юмористической газете Le Charivari выйдет разгромная статья арт-критика Луи Леруа (Louis Leroy, 1812 — 1885), в которой он, желая высмеять новую живопись и одну конкретную картину Клода Моне со словом «впечатление» в названии, назовет участников выставки импрессионистами. Это была веселая статья, построенная в виде диалога двух озадаченных и возмущенных посетителей вернисажа. Но у нее был один недостаток — в ней не было цветных репродукций упоминаемых работ. «Артхив» исправляет эту оплошность. Публикуем знаменитую статью Леруа полностью и иллюстрируем ее картинами с исторической выставки.

Сегодня известна картина Сислея под названием «Фруктовый сад весной» — но она была написана значительно позже, в 1881-м. Накануне Первой выставки импрессионистов, в 1873-м, Сислей писал цветущие сады, однако картина — по крайней мере, в наше время — носит название «Весна в Буживале».
В каталоге выставки список представленных Сислеем работ выглядел так:

SISLEY (Alfred)
2, rue de la Princesse, à Voisins-Louveciennes.

161. Route de Saint-Germain: app. à M. Durand-Ruel.
162. Ile de la Loge: app. à M. Durand-Ruel.
163. La Seine à Port-Marly.
164. Verger.
165. Port-Marly, soirée d’hiver.

Возможно, под номером 162 и 163 значились приведенные ниже пейзажи, тоже полные «впечатлений»? Во- всяком случае, к «Наводнению в Пор-Марли» у Сислея было особое отношение — через два года после выставки он напишет эту же самую сцену еще раз.

Анри Руар был бизнесменом и коллекционером, а к собственным живописным опытам всерьез не относился: достаточно сказать, что на Первой выставке импрессионистов Руар представил 11 работ — а в каталоге снабжена названием только одна: Vue de Melun. Остальные просто пронумерованы. «На террасе рядом с Сеной в Мелене» — из тех немногих его произведений, что оказались в коллекциях крупных музеев (в Музее д’Орсе в данном случае). Этот пейзаж нередко можно встретить с датировкой 1880-й год, но есть мнение, что именно он был показан на Первой выставке импрессионистов, то есть был написан гораздо раньше.

Бедный художник продолжал свои рассуждения, но выглядел довольно спокойным, так что я оказался совершенно не готов к страшному происшествию, которым завершилось наше посещение этой невероятной выставки. Он относительно легко перенес «Вид на рыбачьи лодки, покидающие порт» г-на Клода Моне — возможно, потому, что мне удалось отвлечь его внимание от опасного созерцания этого полотна прежде, чем небольшие фигурки первого плана произвели свой смертоносный эффект. К несчастью, я проявил неосторожность и позволил ему слишком надолго задержаться перед «Бульваром Капуцинов» кисти того же автора.

Бульвар Капуцинок (фр. Boulevard des Capucines) на русский часто переводят как бульвар Капуцинов — это ошибка: бульвар назван так по имени стоявшего здесь женского монастыря капуцинок.

Точно не известно, какая из двух картин Моне с видом бульвара Капуцинок была представлена на выставке в 1874-м. ГМИИ Пушкина уверен в том, что хранящийся в Москве вариант. А сайт музея Нельсона-Аткинса из Канзас-Сити осторожно говорит: один из двух «Бульваров Капуцинок» Моне был на Первой выставке импрессионистов — может, и наш.

В 1874-м выставлялись два Оттена — отец и сын. О чьей и какой работе идет речь, сложно предположить: в каталоге большинство их произведений не названы, только пронумерованы. Но известно, что Оттен-отец, известный как скульптор, виды Монмартра рисовал.

Что же касается Станисласа Лепина, каналу Сен-Дени он посвятил множество своих полотен. Приведенное выше подходит по дате и … оттенку: эффектные ночные виды канала (1, 2, 3) вряд ли удовлетворили бы Леруа и его возмущенного спутника, а вот на этой картине как раз тот колорит, который они могли бы счесть изящным (см. текст статьи ниже).

Какой именно пейзаж Буден был представлен в каталоге Первой выставки импрессионистов под названием Le Toulinguet, cotes de Camaret (Finistére), можно только догадываться: в начале 1870-х художник писал этот вид в Бретани часто (одно и то же место, одинаковые названия — верные приметы импрессионизма!). А вот какие картины Берты Моризо были на выставке — известно точно. Показываем две — на которых хорошо видны руки персонажей.

Напрасно старался я вдохнуть жизнь в его угасающий разум. Все было напрасно. Он окончательно поддался чарам окружающего безобразия. «Прачка» г-на Дега, слишком грязная для прачки, вызвала у него бурю восторга. Сам Сислей казался ему вычурным и манерным. Не желая спорить с одержимым и опасаясь разгневать его, я попытался найти в импрессионистской живописи хоть что-нибудь стоящее. Разглядывая «Завтрак» г-на Моне, я довольно легко узнал хлеб, виноград и стул, написанные вполне прилично, на что и указал своему другу, но… он проявил полную неуступчивость.

• Начало
• Галерея
• Артклуб
• Магазин
• Новости
• Форум

Антон Исаков,
15 апреля 2018, 19:48 — REGNUM 15 апреля 1874 года в Париже на бульваре Капуцинок в доме №35 открылась выставка, организованная «Анонимным обществом художников, живописцев, скульпторов и граверов». Позже она войдет в историю как первая выставка импрессионистов.

Экспозиция была скандальной по своему содержанию, так как новоявленные художники, принявшие в ней участие, напрочь разрывали со всеми устоявшимися в обществе представлениями о живописи. Они вызывали резкое отторжение у посетителей, а парижская пресса им вторила.

«Эти художники, в большинстве своем прекрасно владеющие рисунком и живописью, отвели рисунку второстепенную роль, а искусство живописи свели к небрежным, грубым мазкам. Отметим, однако, что у них есть несомненное достоинство — непосредственность, но это лишь усугубляет их вину», — писал журналист Польдэ Анри.

25 апреля 1874 года в газете «Шаривари» вышла статья малоизвестного журналиста Луи Леруа «Выставка импрессионистов». Именно с легкой руки автора это течение в живописи получило свое имя, которое, впрочем, подсказал критику Клод Моне названием своей картины.

Импрессионисты отходили от принципов живописи, доминировавших в обществе. Они стремились передать впечатление, эмоцию, чувство от созерцаемого объекта, их мало интересовали детали, передача реального изображения, с этим с успехом начала справляться фотография. В этом смысле их творчество стало революционным.

Новое всегда вызывает опасение, пугает. Новое часто воспринимается как покушение на наш мир, на доминирующие в нём ценности. Но спустя время новое очень часто становится классикой.

Отмечается, что импрессионисты не страдали философичностью, они не покушались на устои господствующего класса, практически не критиковали его социальные пороки (исключением стал, пожалуй, лишь Эдуард
Мане), но тем не менее они отходили от него своим демократизмом. Импрессионисты были аполитичны, их интересовало другое: момент, миг между прошлым и будущим. Поэтому на их полотнах мы видим пейзажи, портреты, натюрморты.

Каждый представитель этого течения был уникален и неповторим. Остановимся на наиболее замечательных из них.

Эдуард Мане считается родоначальником импрессионизма, начинал он творить в более реалистичной манере и как бы не решался до конца вступить на путь, освоенный его сподвижниками. В работах первого импрессиониста можно найти и социальный подтекст, несвойственный для данного течения, что стало особенностью художника.

Картина «Завтрак на траве» написана в 1863 году. Она была провокационна по своему содержанию: обнаженная женщина сидит на траве в компании двух мужчин, которые, кажется, не замечают ее наготу. Дерзкий взгляд обращен в сторону зрителя. Изображать обнаженную женщину вне античного контекста считалось непозволительным — это было признаком дурного вкуса и поэтому воспринималось как провокация.

Пожалуй, больше всего зрителей возмущал бесстыдный взгляд женщины, нежели ее «наряд», подобная откровенность была воспринята как покушение на нравственные устои, господствующие в обществе. Однако сегодня картина считается безусловным шедевром, увидеть ее можно в музее д’Орсе, расположенном в Париже.

Картина была создана также в 1863 году и вызвала скандал не меньший скандал. Сюжет работы не оригинален и явным образом отсылает к полотнам Тициана, Джорджоне, Гойи и других не менее прославленных мастеров. Однако, как и в «Завтраке на траве», здесь нет отсылок к античным и мифологическим сюжетам, которые допускали изображение обнаженного тела. Современный контекст оскорблял публику, вызывал недоумение. Кроме того, само название уже было провокативно: Олимпией называли женщин, продающих свою любовь. Кроме того, картина наполнена и другими символическими деталями, которые без труда угадывались искушенным зрителем.

Думается, что Мане бросал вызов своими работами ханжеству буржуазного общества, представители которого отнюдь не гнушались встреч с представительницами древнейшей профессии. Женщина, изображенная на картине, смотрит на зрителя в упор, прямо в глаза, ставя его, таким образом, на место клиента Олимпии — это и било в самое сердце.

Аналогичный удар по лицемерию представителей среднего класса можно, кстати, увидеть на поздней работе художника «Бар в Фоли-Бержер».

Творчество Мане подвергалось критике не только за его откровенность, отторжение вызывала и его художественная манера. Думается, что приведенная ниже цитата отражает отношение современников не только к упомянутому художнику, но и в целом к новому течению в живописи.

«Люди толпятся около одной из картин, и я слышу, как кто-то говорит: «Что за чушь! Так может писать только Мане!» — а чуть погодя — торжествующий возглас: «Так это и есть Мане!»

Да, это полная чушь, но чушь возмутительная. Картины, которые с трудом и за наброски-то сойдут, самодовольно призывают нас восхищаться всем, что напишут эти господа. И приходится признать, к моему сожалению, что породил эту школу незавершенных и самодовольных работ господин Коро», — отмечал один из публицистов, посетивший выставку импрессионистов.

Картина, давшая названию всему художественному направлению, является одной из самых известных в творчестве художника.

Луи Леруа в упомянутой выше статье так охарактеризовал увиденное им:

» — Что тут изображено?

— Посмотрите в каталоге. Это называется «Впечатление. Восход солнца».

— Впечатление? Так я и думал. Я только говорил себе — раз я нахожусь под таким впечатлением, то в этой картине должно быть какое-то впечатление… а как свободно, как непринужденно написано! Даже обои на первоначальной стадии обработки выглядят более законченными, чем этот морской пейзаж».

С одной стороны, претензия понятна, автор хотел увидеть нечто, выполненное в привычной манере. С этой стороны его претензия ясна, однако Моне решал совершенно другую задачу. Импрессионисты оказались не поняты современниками.

Что касается Клода Моне, он был, пожалуй, единственным импрессионистом, оставшимся верным выбранному направлению до конца. Объектом его исследования были скорее возможности цвета, а не люди или прочие предметы действительности. В этом можно убедиться, взглянув на его изображения оного и того же объекта, но выполненные в разное время суток или года.

Пожалуй, самый солнечный, оптимистичный из импрессионистов — это Ренуар. Его работы пестрят желтыми тонами, которые помещены в контекст специфической атмосферы, раскрывающей невероятную легкость и безмятежность бытия. Яркий пример — «Завтрак гребцов», безусловный шедевр импрессионизма. Художнику больше было по нраву изображение людей, нежели пейзажей.

В отличие от многих импрессионистов, Дега не любил рисовать на открытом воздухе (на пленэре), кроме того, его нельзя назвать 100% представителем данного направления, однако своим стремлением изобразить людей в непривычном ракурсе он органично вписался в компанию новых художников. Его картины напоминают работы неопытных фотографов, сделавших неудачный снимок, в результате чего в кадр не поместились, например, головы балерин (картина «Оркестр оперы»).

Вспоминая критику картины Моне, можно привести в пример работу Дега «Звезда балета», кажущуюся незаконченной. Однако в этом и есть главная задумка автора: таким образом он расставляет акценты.

Импрессионисты боролись за признание на протяжении долгих десятилетий. Они вызывали отторжение тем, что дерзнули изображать мир не таким, какой он есть на самом деле, а попытались создать свой, наполненный… Впечатлением. Они оказали влияние на всех последующих за ними великих художников, от Ван Гога до Мунка, а значит, именно они — отцы современности.

Один поэт писал:

«Смерть безумцам!» — мы яростно воем.

Поднимаем бессмысленный рев,

Мы преследуем их, убиваем

— И статуи потом воздвигаем,

Человечества славу прозрев.

Думается — это в полной мере применимо к импрессионистам.

Читайте развитие сюжета:
Тайная мощь Великобритании: страсть гения

15 апреля 1874 года на бульваре Капуцинок в Париже открылась выставка Анонимного общества живописцев, скульпторов и граверов…

Клод Моне. «Впечатление. Восход Солнца»

25 апреля в юмористической газете Le Charivari вышла разгромная статья арт-критика Луи Леруа (1812-1885), озаглавленная «Выставка художников-впечатленцев».

Критик присутствовал на выставке, бегал по залу и переписывал название картин в блокнот. В своем фельетоне Леруа прицепился к Клоду Моне, который одну из своих картин назвал «Впечатление. Восход солнца». Он ругал Моне за такое отношение к искусству, подвергая критике возможность выбора первого впечатления для сюжета картины. “Я не вижу никакого восхода, одно только впечатление” – писал он в этой заметке.

Моне и друзья не только приняли название, данное им Леруа, но и сделали ее официальным названием своей группы. Слово “имперссионизм” особенно понравилось Клоду Моне. Он объявил, что первое впечатление для него имеет первостепенное значение. Третья выставка в 1877 году, проводилась уже под официальным названием объединения – выставка импрессионистов.

Фельетон Луи Леруа «Выставка художников-впечатленцев» (1874 год):

«Да, нелегкий мне выдался денек! Вместе со своим другом Жозефом Венсаном, пейзажистом и учеником Бертена, которого разные правительства удостоили множества наград, я рискнул посетить первую выставку, прошедшую на бульваре Капуцинов.

Мой неосторожный друг составил мне компанию, не подозревая ни о чем дурном. Он думал, что мы просто пойдем посмотреть на обычную живопись — хорошую и плохую, чаще плохую, чем хорошую, но уж никак не покушающуюся на художественную нравственность, культ формы и уважение к мастерам.

— Что там форма! Что мастера! Все это больше никому не нужно, старина! Теперь все поменялось.

В первом же зале Жозефа Венсана ждал первый удар, и нанесла его ему «Танцовщица“ г-на Ренуара.

Огюст Ренуар. «Танцовщица»

— Какая жалость, что художник, явно имеющий чувство цвета, не научился хорошо рисовать! — сказал он мне. — Ноги его танцовщицы выглядят такими же безжизненными, как их газовые юбки!

— Пожалуй, вы к нему слишком жестоки, — не согласился я. — На мой взгляд, у этого художника очень даже четкий рисунок!

Ученик Бертена решил, что я иронизирую, и вместо ответа лишь пожал плечами. Я же с самым невинным видом подвел его к «Обработанному полю“ г-на Писсарро. При виде этого великолепного пейзажа он подумал, что у него запотели очки, и, тщательно протерев стекла, он снова водрузил их себе на нос.

— Во имя Мишаллона! — воскликнул он. — А это что еще такое?

— Вы и сами видите не хуже меня! Это белый иней на глубоко прочерченных бороздах земли.

— Это борозды? Это иней? Да это какие-то бесформенные скребки по грязному холсту! Где тут начало и конец, где верх и низ, где зад и перед?

— Гм… Возможно, возможно… Но зато здесь есть впечатление!

— Странное впечатление, доложу я вам. О, а это что?

— Это «Фруктовый сад“ г-на Сислея. Рекомендую вам вот это деревце, что справа. Написано, правда, кое-кое, но зато впечатление…

— Да отстаньте вы от меня со своим впечатлением!

Но как я мог от него отстать? Между тем мы подошли к «Виду Мелена“ г-на Руара. Так, это вроде вода, а в ней что-то такое… Ну вот, например, тень на переднем плане смотрится миленько…

— Я так понимаю, вас немного удивляет игра цвета…

— Скажите лучше, цветовая каша! О Коро, Коро! Какие преступления совершаются во имя твое! Ведь это ты ввел в моду эту вялую фактуру, этот поверхностный мазок, все эти пятна, которым любитель живописи сопротивлялся долгие тридцать лет и сдался наконец вопреки себе, побежденный твоим спокойным упорством! Капля, как известно, камень точит!

— Бедный художник продолжал свои рассуждения, но выглядел довольно спокойным, так что я оказался совершенно не готов к страшному происшествию, которым завершилось наше посещение этой невероятной выставки. Он относительно легко перенес «Вид на рыбачьи лодки, покидающие порт“ г-на Клода Моне — возможно, потому, что мне удалось отвлечь его внимание от опасного созерцания этого полотна прежде, чем небольшие фигурки первого плана произвели свой смертоносный эффект. К несчастью, я проявил неосторожность и позволил ему слишком надолго задержаться перед „Бульваром Капуцинов“ кисти того же автора.

Клод Моне. «Рыбацкие лодки покидають гавань»

— Ха-ха-ха! — рассмеялся он мефистофельским смехом. — Вот это действительно удачная работа! Вот оно, впечатление, или я ничего не смыслю в живописи! Вот только может хоть кто-нибудь объяснить мне, что означают эти бесчисленные черные пятнышки внизу картины?

— Но это же пешеходы!

— Выходит дело, и я похож на такое же черное пятно, когда прогуливаюсь по бульвару Капуцинов? Гром и молния! Вы что же, надо мной издеваетесь?

— Уверяю вас, господин Венсан…

— Да вы знаете, в какой технике выполнены эти пятна? В той же самой, что используют маляры, когда подновляют облицовку фонтанов! Шлеп! Блям! Бум! Как легло, так и легло! Это неслыханно! Это ужасно! Меня сейчас удар хватит!

Я попытался его успокоить, показав ему «Канал Сен-Дени“ г-на Лепина, «Холм Монмартра“ г-на Оттена — обе эти работы представлялись мне довольно изящными по колориту. Но рок оказался сильнее меня — по пути нам попалась „Капуста“ г-на Писсарро, и лицо моего друга из красного стало багровым.

Камиль Писарро. «Поле капусты»

—  Это просто капуста, — обратился я к нему убедительно тихим голосом.

— Несчастная капуста! За что такая карикатура? Клянусь, я больше в жизни не стану есть капусты!

— Но позвольте, разве капуста виновата в том, что художник…

— Молчите! Иначе я сделаю что-нибудь ужасное…

Внезапно он издал громкий крик. Он увидел «Дом повешенного“ г-на Поля Сезанна. Густой слой краски, покрывающий это драгоценное полотно, довершил дело, начатое «Бульваром Капуцинов“, и папаша Венсан не устоял. У него начался бред.

Поначалу его безумие выглядело вполне мирным. Он вдруг стал глядеть на мир глазами импрессионистов и говорить так, словно сам стал одним из них.

— Буден, бесспорно, талантлив, — заявил он, остановившись перед полотном означенного художника, изобразившего пляж. — Но почему его марины выглядят такими законченными?

— Так вы полагаете, что его живопись слишком тщательно проработана?

— Вне всякого сомнения. Иное дело мадемуазель Моризо! Эта юная дама не довольствуется простым воспроизведением кучи ненужных деталей. Если она пишет руку, то кладет ровно столько мазков, сколько на руке есть пальцев. Опля, и готово! Глупцы, которые придираются к тому, что рука у нее не похожа на руку, просто-напросто ничего не смыслят в искусстве импрессионизма. Великий Мане изгонит их из своей республики.

— Выходит, г-н Ренуар идет правильной дорогой — в его «Жнецах“ нет ничего лишнего. Я бы даже рискнул сказать, что его фигуры…

— Слишком тщательно прописаны!

— О, господин Венсан! Но что вы скажете вот об этих трех цветовых пятнах, по идее изображающих человека на пшеничном поле?

— Скажу, что два из них лишние! Хватило бы и одного!

Я бросил на ученика Бертена настороженный взгляд. Его лицо на глазах приобретало пурпурный оттенок. Катастрофа казалась неизбежной. Случилось так, что последний удар моему другу нанес г-н Моне.

— О, вот оно, вот оно! — возопил он, когда мы приблизились к картине под номером 98. — Узнаю ее, свою любимицу! Ну-ка, что это за полотно? Прочтите-ка этикетку.

— «Впечатление. Восход солнца“.

— Впечатление, ну конечно. Я так и знал. Не зря же я под таким впечатлением! Не могло здесь не быть впечатления! Но какая свобода, какая легкость фактуры! Обойная бумага в стадии наброска, и та будет смотреться более проработанной, чем эта живопись!

— Напрасно старался я вдохнуть жизнь в его угасающий разум. Все было напрасно. Он окончательно поддался чарам окружающего безобразия. «Прачка“ г-на Дега, слишком грязная для прачки, вызвала у него бурю восторга. Сам Сислей казался ему вычурным и манерным. Не желая спорить с одержимым и опасаясь разгневать его, я попытался найти в импрессионистской живописи хоть что-нибудь стоящее. Разглядывая «Завтрак“ г-на Моне, я довольно легко узнал хлеб, виноград и стул, написанные вполне прилично, на что и указал своему другу, но… он проявил полную неуступчивость.

— Нет-нет! — воскликнул он. — Здесь Моне дает слабину! Он приносит ложную жертву богам Мессонье! Слишком много работы, слишком много! Лучше взглянем на «Современную Олимпию“!

Поль Сезанн. «Современная Олимпия»

— Увы мне! Ну что же, идемте… И что же вы скажете об этой согнутой пополам женщине, с которой негритянка срывает последний покров, дабы представить ее во всем уродстве взору восхищенного брюнета-недотепы? Помните „Олимпию“ г-не Мане? Так вот, по сравнению с работой г-на Сезанна это был шедевр рисунка, грамотности письма и законченности!

Все, чаша переполнилась. Классический мозг папаши Венсана, подвергнутый жестокому нападению со всех сторон, окончательно отключился. Он остановился напротив служащего, охранявшего все эти сокровища, и, приняв его за портрет, разразился критической тирадой.

— Так ли уж он плох? — говорил он, пожимая плечами. — Вот лицо, на нем два глаза… нос… рот… Нет, это не импрессионизм! Слишком уж тщательно выписаны детали! Теми красками, которые художник совершенно напрасно на него потратил, Моне написал бы двадцать парижских охранников!

— Может, вы все-таки пройдете? — обратился к нему портрет.

— Слышите? — воскликнул мой друг. — Он даже умеет говорить! Нет, это явно работа какого-то педанта! Вы только вообразите, сколько времени он с ним провозился!

Констебль не пускает беременную даму на выставку импрессионистов

И, охваченный непреодолимым желанием выразить обуревавшие его чувства, он принялся выплясывать перед ошеломленным охранником дикий танец охотника за скальпами, одновременно выкрикивая страшным голосом:

— Улю-лю-лю! Я — ходячее впечатление! Я — кинжал смертоносной палитры! Я — «Бульвар Капуцинов“ Моне, я — «Дом повешенного“ и «Современная Олимпия“ Сезанна! Улю-лю-лю-лю!..»